Вчера Павленский сделал очередную акцию - поджег дверь ФСБ.
Можно конечно как-то объяснять все эти дикости. Объясняют же членовредительство или поджоги языческих капищ, которые устраивали православные святые. Вот, например, как объясняет акцию Павленского Марат Гельман:
На любителей такое творчество, наверное есть те, кому оно нравится. Мне акции с поджогами и погромами не нравятся, равно как и с членовредительством. Не любою натурализм в искусстве. Оно конечно, кто-то и в крови видит эстетику, и в разлагающемся трупе, но это, как я сказал - на любителя.
На картинке выше, справа от Павленского - Елена Пасынкова (Фб), которая тоже устраивала перформансы, но вполне эстетичные.
P.S.
Одна из акций Павленского, с отрезанием уха:
Круто, но до Святого Макария Павленскому далеко. Тот садился голой задницей на муравейник, а это покруче будет.
Точки над i.
Акция Павленского прекрасна, но это если её оценивать с этической точки зрения. А вот как искусство (а это искусство, конечно) данная акция мне не нравится. Вот трактовка этой акции с этической точки зрения, и с этой трактовкой я полностью согласен:
Пишет Александр Феденко: "Страх во многом управляет жизнью человека. И чем больше страха, тем меньше самого человека – он незаметно исчезает, оставаясь физиологически живым, но внутренне умирает. Если страх управляет жизнью целой страны – целая страна внутренне умирает и обретает черты ада.
Неправда, что ад ужасен. Если заскочить в него с улицы, «с мороза», он, конечно, оглушает криками, душит вонью, обжигает. Но стоит, скрючившись, немного потерпеть – и все устаканится. Просто нужно привыкнуть, смириться – и вот уже путник, зашедший в ворота ада, с пеной у рта отстаивает свое право быть первым на сковородке. Опять же – сосед зажарился – есть что пожрать. Привкус странный, зато едим родное. Потом и вовсе окажется, что ад снаружи; а здесь – тепло, уютно, периодически сытно, местами лучше, чем в раю, если не принюхиваться. И все ужасы – тоже снаружи, там, где ходят неприкаянные грешники, потерявшие страх от безнаказанности.
Но самое необходимое приобретение для комфортной жизни в аду – страх правды. Можно без рефлексий – отказаться от всей правды сразу. Если же человек обременен сложной внутренней конструкцией, то выборочно. Вот здесь – «я все понимаю», а тут – «нам всем с Владимиром Владимировичем очень повезло». Вроде мерзкая ложь, но в то же время понятно, что им всем с ним действительно очень повезло – не подкопаешься.
Все идет хорошо, пока не появляется человек, способный слезть со сковородки. И не как-нибудь втихаря, а демонстративно. Потому что другие сделать этого не могут. Не оттого, что кто-то их держит, а потому что не могут. В глубине души мы боимся и ненавидим вертящих нас на кончике своего хвоста чертей. Но страх этот преодолеть не в силах. Как и страх признаться в своем добровольном бессилии. Чтобы оправдать эту немощь, приходится обожествить поработившего нас истукана.
Павленский – страшный человек. Он тычет нас в наш собственный облик потерявшего разум, искалеченного биологического материала, добровольно связавшего себя колючей проволокой, прибившего собственные яйца к земле, дабы сидеть на месте и зашитым ртом только мычать о невозможности исправить все то, что мы сами с собой сделали или позволили сделать.
— Ты больной! Ты сумасшедший! Идиот и мазохист! – мычат хором пораженные, обращаясь к собственному портрету, оскорбляясь своим отражением.
Художник, изображающий человека в его истинном образе обречен называться шарлатаном.
В ответ на наше коллективное мычание – «ничего нельзя поделать» – Павленский идет и один поджигает врата ада. Ужас, негодование, почти ненависть овладевают зрителями. Самое страшное – не бояться.
Важное о законности. Нарушение закона предполагает наказание. Думаю, Павленский к нему готов.
Но здесь есть еще один смысловой слой. Сама власть законом подтерлась вдоль и поперек, и толпа, той подтиркой утершись, требует «двушечку», а то и «пятачок» для Павленского. Эта же толпа в случае окончательной и беспросветной стабилизации пойдет жечь барские усадьбы. Не от беззакония, а просто для иллюминации – получше разглядеть нагрянувшую благодать.
Огонь, иди за мной. Я накормлю тебя Идолами …"